Слова алхимиков похожи на облака: они могут изображать и означать все что угодно, в зависимости от фантазии того, кто их слышит
Михаил
Майер, XVII в.
Алхимия — предмет таинственный,
трудный для понимания. Дело здесь не только в скрытности алхимиков и не в том,
что ни одна из алхимических традиций не описана сколько-нибудь полно
современной наукой (реконструированы лишь отдельные фрагменты алхимических систем,
ведутся споры даже по основным вопросам). Непонятность эта принципиальная,
конституирующая алхимию: подобно христианским таинствам, тайны алхимии
невозможно раскрыть, но они сами служат инструментами понимания нашей жизни,
проливая свой свет на все вокруг. В отличие от своих подражателей, презрительно
прозванных в Европе суфлерами («стеклодувами»), алхимики (себя они называли
«философы», а свою работу — «великим деланием» или «философским деланием»)
священнодействовали, совершали не просто химические опыты, а ритуал, теургию,
отождествляясь с сакральными превращениями веществ, переживая их на собственном
опыте. Путь алхимика во многом и представляет собой медитативное погружение в
мистерию трансформации, внутреннее преображение от инициа-тического контакта с
тайной. «Само созерцание космического процесса в алхимическом рукотворном
космосе поднимает адепта по ступеням совершенства и ведет к одухотворению и
обретению бессмертия»1.
Конечно, было и легендарное
«златоделие»2, и «пилюли бессмертия»3, и многое другое,
но наша цель состоит в изучении той духовной работы, которую
осуществляли алхимики, медитируя над символами и ритуалами: трансформацией
(или, как говорят алхимики, «трансмутации»).
Наше исследование основывается на
герменевтической методологии В. Дильтея, предложившего в познании духовной
жизни двигаться от ее внешних выражений (в нашем случае — символических текстов
и рисунков алхимиков) через работу понимания к переживанию исходного духовного
смысла в собственной жизни, к самопониманию. Понять по-настоящему означает
пережить на собственном опыте4. В отличие от объяснения,
редуцирующего событие встречи с познаваемым к понятийным конструкциям,
понимание связано с интуитивным проникновением, вчувствованием,
непосредственным постижением целого. Следуя этому методу, мы начинаем
заниматься той самой духовной работой, которой занимается алхимик, стремясь
проникнуть в тайну трансмутации. Разумеется, метод этот не дает гарантии
понимания (понимание — не технология), но в то же время он достаточно универсален:
практикующие его приходят к сходным переживаниям; эта общность духовных
проявлений людей дала Дилътею надежду прийти с помощью своего метода от
понимания собственной личности к познанию «объективного духа» (в более
распространенной сейчас юнгианской терминологии — «архетипов»). Таким образом,
метод Дильтея, сочетающий объективный подход с интуицией, дает исследователям
возможность получить такой опыт прочтения религиозных текстов, который не
«убывает» дух этих текстов, а, напротив, «оживляет» читателя.
Говоря об алхимии как о духовной
практике, мы исходим из пересмотра К. Г. Юнгом представлений ХIХ в. об алхимии
как о примитивной химии5. Алхимические системы трансформации
человека современные исследователи часто обозначают как «внутреннюю алхимию», а
практики получения различных веществ — как «внешнюю алхимию»6, однако
для самих алхимиков не существует пропасти между духом и материей, которые они
в своих опытах приводят к единому началу7. Символами этого единого
начала в разных традициях служат «философский Меркурий», prima materia, Дао,
ци, Шива (или Парамашива, включающий Шиву и Шакти), и т. п., а химической
аналогией — ртуть, или ее сульфид (киноварь), которые порой даже дают название всей
алхимической системе, как, например, «расаяна» («колесница ртути»)- индийская
алхимическая традиция, «дань цинь» («искусство киновари») - китайская. В
европейской традиции слово, обозначающее ртуть, совпадает с именем покровителя
алхимии — Меркурия и ее легендарного основателя, Гермеса Трисмегиста,
приписываемая которому «Изумрудная скрижаль» вся посвящена тайне
«прародительницы вещей»: «То, что внизу, подобно тому, что вверху, ...все вещи
произошли из одной». А вот как говорит о ней китайский трактат X в.: «Это
корень таинственных превращений Неба и Земли. Он лишен качественной телесности,
но обладает природой ци. Это и есть
сокровенно-таинственная, истинно единая семенная эссенция (цзин), мать Неба и
Земли, корень инь и ян, прародитель солнца и луны, корень воды и огня, праотец
пяти первоэлементов, первоначало вселенской Триады»8. Тайна
перво-материи присутствует в китайской, индийской, египетско-эллинистической,
арабской и европейской алхимических традициях (т. е. во всех, более или менее
изученных на сегодняшний день).
Существуют теории общего
исторического происхождения всех этих сильно разделенных временем и
пространством традиций9 (X. X. Дабе, Дж.
Нидэм), однако, вне зависимости от их истинности, они имеют другой общий
источник, не связанный временем и пространством — опыт практикующих, проходящих
через один и тот же процесс духовной трансформации. Мы развиваем
психологический подход в религиоведении, исходя из того, что разные религии
можно рассматривать как способы реализации «духовного соединения», преодоления
человеческой ограниченности, неполноты, расколотости10. Внимание
исследователя обращено не к религиозным представлениям, а к психологической
реальности, стоящей за ними, к практикам духовной работы и к опыту
трансценденции, позволяет увидеть в религиозных практиках глубинное единство:
внутренний импульс, направляющий людей к трансценденции, к идеалу целостности,
и универсальный опыт, потенциально доступный каждому — начиная с переживания
неполноты, духовной жажды, и заканчивая переживанием целостности освобождения.
Согласно этому базовому предположению, логика разных религиозных путей
обусловлена единой духовной природой всех людей, а уже во вторую очередь -
детерминантами конкретной культуры. Именно эта
универсальность, "архетипичность" опыта и позволяет нам понять
алхимию в дильтеевском смысле: мы сами можем пройти путь алхимика, обладая
герметической колбой для «мистерии соединения» (лат. misterium conjunctionis —
центральная алхимическая «реакция») в собственном сердце (ср. араб, калб — сердце).
В «Мундака-упанишаде» практика
духовного совершенствования сравнивается со стрельбой из лука11,
душе практикующего следует «слиться воедино с Брахманом, как стрела сливается с
целью своей». Пожалуй, это один из лучших символов, в наиболее общем виде
выражающих цель разных духовных путей. В других символических системах этот
идеал соединения может описываться не как физическое действие (стрельба из
лука) или «недеяние» (ведущее к единству с Дао), а на языке чувств, как потеря
себя и обретение Бога в любви, или на языке познания12.
Е. А. Торчинов, основатель
психологического подхода в отечественном религиоведении, считал, что есть два
основных уровня трансперсонального опыта - описанный выше уровень «единства/тождества
с онтологической основой мира»13, той самой алхимической
«прародительницей всех вещей», и промежуточный, «архетипический уровень»14.
Архетипический уровень является промежуточным между обычным для нас уровнем
субъект-объектного концептуального познания и интегративным уровнем
внеконцептуального опыта транс-цендирующим субъект-объектную дихотомию. На этом
уровне опыта познание происходит при помощи символов, особых медиаторов,
посредников, связывающих субъект и объект познания гораздо теснее, чем в
обычном мире концептуального познания15. Религиозные символы
соединяют наш индивидуальный опыт с идеальными, универсальными, исходными
формами, в которые отливается опыт человека, по мере того как он проживает
символ16. Символы служат основой для «сборки личности», являясь как
бы проектами человека, обрастающими плотью по мере религиозной практики. Через
идентификацию с символом человек начинает воплощать этот проект. Таким
символическим «проектом человека» является, например, Христос, «образ Бога
невидимого»17 (по которому творится человек), благодаря своей двойной природе
предстающий посредником-медиатором между человеческим и божественным мирами.
Религиозные картины мироздания — это тоже символические описания-медиаторы,
карты духовного пути, реализации идеального мира в мире эмпирическом. Например,
воспроизводя ведический ритуал по космогонической схеме «жертвоприношения
Пуруши», брахман читает священные гимны, говорящие, что он есть и жертвователь,
и жертвенник, и жертва, и таким образом отождествляется со всей реальностью по
мере ее символического воссоздания в ритуале, т. е., осуществляет акт
трансценденции, восстановления онтологического единства.
В отличие от аналогичного,
дискурсивного языка понятий, символ рассчитан на целостное, интуитивное
схватывание смысла. Средневековые мыслители (например, Гуго Сен-Викторский),
помимо чувств и рациональности, выделяли еще одну познавательную способность —
созерцание, интеллектуальную интуицию, позволяющую угадывать за символами
сверхчувственный мир. У символов нет конкретного «понятийного» значения.
Например, центральный для процесса алхимической трансформации архетип
иерогамии, «химической свадьбы», соития мужского и женского принципов,
выражаемый такими символами, как половой акт солнца и луны (европейская
алхимия), соединениеинь и ян, дракона и тигра
(китайская алхимия), Шивы и Шакти (индийская алхимия) и т. п., в разных
ситуациях проявляется как соединение внешнего и внутреннего, Бога и души,
телесного и психического, воли и воображения, мужского и женского начал в человеке,
реальных мужчины и женщины, химических элементов (серы и ртути) и т. п.18 Алхимик имеет
дело прежде всего с принципом, архетипом, который лежит в основе всех этих
проявлений: «Не обыденные свинец и ртуть были субстанциями алхимических
превращений, а силы инь-ян, первозданный Хаос, пять первоэлементов (собственно,
пять фаз самого процесса циркуляции инь-ян в реторте-космосе) и т. п. Символизм
алхимической терминологии представляет собой отражение символического характера
самого алхимического деяния, в котором металлы и минералы оказываются лишь
знаками некоей стоящей за ними реальности — сил космоса»19.
Европейские алхимики имеют дело не с ртутью или золотом, и даже не с
«космическими» силами Меркурия или Солнца20, а с принципами —
«философской ртутью» или «философским золотом»21. Эти принципы
воплощены повсюду. Например, как мы показали выше, религиозные символы призваны
служить одним из воплощений принципа «философского Меркурия», посредника,
соединяющего «небесное» и «земное» в химической свадьбе.
Символические выражения сакрального
могут передаваться с помощью изображения22, притчи, мифа, духовной
музыки, танца, молитвы, ритуальной маски, архитектуры, скульптуры,
мистериального действа и т. д. Но для традиционного мышления; весь мир
символичен, по выражению ал-Газали, «всеславный Бог проявил людям Свою речь
посредством ощутимых вещей»23. Символы как бы являются естественным
языком, раскрывающим сакральную реальность сверхчувственного мира с помощью
образов чувственного мира: например, у Платона познание архетипов не только
предшествует познанию вещей, но и происходит через познание феноменального
мира, как припоминание. М. Элиаде в своих работах показывает, что любая
мифология имеет такой «платоновский» характер, расценивая чувственный мир как
«тени» архетипов.
В многочисленных трудах Р. Генона
обстоятельно доказывается, что видение во всем архетипов — одна из центральных
особенностей традиционного мышления; символический язык, конституирующий
субъективность и мировидение человека, играет центральную роль не только в
алхимии, но и вообще в традиционной культуре и искусстве, придавая религиозный
смысл всему, что делает человек. Ученого традиционной культуры больше
интересует высшее значение событий, чем их материальные причины. Алхимию, как
священную науку (наряду с нумерологией, астрологией, сакральной географией и
др.), отличает от современных наук прежде всего то, что явления чувственного
мира служат лишь опорой для познания по аналогии с ними сверхчувственного,
архетипического порядка24.
Именно в этой, символической, сфере
часто лежит главный смысл даже чисто химических, на современный взгляд, опытов
алхимиков. Например, одной из центральных алхимических реакций являлась
перегонка киновари (HgS): при нагревании из нее выделяется ртуть, при
дальнейшем нагревании происходит новое соединение ртути и серы и восстановление
киновари. Белую ртуть в Индии отождествляют с семенем Шивы, а красную серу — с
менструальной кровью богини Шакти, поэтому восстановление киновари служит
ритуалом «химической свадьбы», символически повторяющем соитие божественной
пары, в которой рождается Вселенная, и которое служит архетипом любого рождения25.
В Китае еще более важной была ассоциация восстановленной киновари, сочетающей
красное и белое, с эмбрионом, «образующимся, по китайским представлениям, из
соединения спермы отца и менструальной крови матери. Киноварь, таким образом,
оказывалась не только андрогинным веществом, но и своего рода зародышем
бессмертия»26. Рождение бессмертного андрогина в результате
«химической свадьбы» — еще один важнейший и универсальный для всех традиций
архетип трансформации. Центральное место в символизме химической свадьбы и
рождения андрогина занимает соеди-нение-трансцендендия всех мыслимых
противоположностей; уже первый известный нам алхимический трактат называется «О
единении триады» (Вэй Боян, II в.), и он подразумевает объединение основных
элементов китайской картины мира — Неба, Земли и Человека, с одной стороны, и
сперматической эссенции (цзин), пневмы (ци) и духа (шэнь), с
другой. Особый акцент на образующемся в результате «тонкоматериальном»
бессмертном зародыше характерен не только для китайской традиции: уже в
трактатах Зосимы из Панополиса (IV в.) говорится о заключенном в Адаме (от евр.
«adama» — «красная глина») световом человеке, который может быть освобожден;
индийская традиция также говорит о формировании тонкого «неразрушимого тела» (сиддха деха, т. е. «тело
адепта»).
Европейской философии также не чужд
архетип, символизируемый стадиями «перегонки киновари»: это три этапа
диалектического самодвижения единого, — пребывание, выхождение из себя,
возвращение в себя, которые описывал еще Гегель (тезис, антитезис, синтез). В
трансперсональной психологии эту схему разворачивает К. Уилбер, выделяя три
универсальных этапа в любом процессе развития:
1) первоначальное слияние;
2) дифференциация, выделение
развивающегося элемента;
3) интеграция в целое на новом
уровне27.
Перегонка киновари позволит нам
проиллюстрировать еще несколько важнейших универсальных аспектов алхимической
трансформации. Необходимое для нее нагревание «внутренним огнем» (также понятое
символически, например, как дыхательная практика, сосредоточение и др.)
помогает алхимику ускорить работу природы по эволюции металлов, которые в
природе медленно вызревают или деградируют в недрах земли, по состоящей из 7
ступеней эволюционной лестнице, начинающейся свинцом и кончающейся золотом (в
индийской традиции — ртутью), положение на которой определяется отя-гощенностью
грубой материей. Часто неблагородные металлы рассматривались как пораженные
болезнью драгоценные металлы, их следовало исцелить путем убиения и
воскрешения. Это еще один центральный для алхимической трансформации мотив —
чтобы родиться заново, сначала нужно умереть. В реакции перегонки киновари она
также сначала умирает и «разлагается», чтобы потом в результате «химической
свадьбы» возродиться очищенной от примесей.
В европейской традиции этап
инициатической смерти проходит через принесение себя в жертву (символизируя
отказ от своеволия, смерть «Я», как высшей личностной инстанции — «кто потеряет
душу свою ради Меня, тот
обретет ее»28, «кто погубит ее, тот оживит ее»29),
которую алхимики описывали как «работу в черном» (лат. nigredo) — стадию
разложения, гниения, смерти в «великом делании». Здесь смерть — не одноразовый
акт, а каждодневная реальность для практикующего: «Я каждый день умираю»30.
Смерть рождает, отказ от «Я» приводит к восстановлению «истинной природы» или
«эмбрионального состояния», снятию «первородного греха», освобождая место для
открытого необусловленного бытия. Лишь открывшись; став «как дети», можно выйти
из обычного полусна в «просветы бытия»; смерть «ветхого Адама» ведет к
«рождению в духе». В алхимических терминах убитый металл превращается в
первоматерию, обретающую чистоту и белизну, соответствующие второй стадии
«делания» — «работе в белом» (лат. albedo). Душа становится как бы девственно
чистой невестой, готовой для свадьбы с духом, соединения в одно целое, в
котором адепт преображается, происходит воскресение, рождение божественного
младенца, внутреннего Христа, называемого также философским камнем, эликсиром
бессмертия, или красным эликсиром (а сама третья стадия делания называется
«работа в красном», лат. rubedo). Таково одно из символических описаний цели
духовной работы. Подобный путь характерен не только для алхимии; по словам М.
Элиаде, «одна и та же схема посвящения — страдания, смерть, воскресение
(воз-рождение) — обнаруживается во всех мистериях»31, возможно,
являясь необходимой парадигмой пути духовной работы. В религиозных традициях
этот процесс происходит благодаря идентификации практикующего с архетипом,
гтоедставленным центральным символом традиции32. Отождествляясь с
ним, практикующий как бы переносит на него функции высшей психической
инстанции, отказываясь от прежнего себя, «ветхого Адама».
Данная работа призвана служить
прежде всего введением к медитациям над алхимическими текстами и символами и
может быть полезна в качестве усилителя, амплификатора мысли читателя, а не как
попытка доказательства каких-либо тезисов или установления фиксированных истин.
1 Торчинов Е. А. Даосизм. СПб., 1993.
2 Кажется,
последнее документированное свидетельство составлено в 1949 г., когда алхимик
Шри Кришна Лалса Шарма демонстрировал превращение ртути в золото перед
собранием индийских национальных лидеров.
3 Во
всяком случае, известно, что несколько китайских императоров эпохи Тан погибли
от отравления тяжелыми металлами в результате неудачных опытов.
4 «Эзотеризм»
многих духовных путей прежде всего в том и состоит, что продвинуться в
понимании их тайн можно лишь по мере самопознания.
5 Юнг
К Г. Психология
и алхимия. М., 1997.
6 Термины
происходят из китайской традиции.
7 Девизом
европейских алхимиков было: «solve et coaguIa» — «растворяй и сгущай», т. е.
«растворяй материальное» и «сгущай духовное»; по одному из определений,
«алхимия есть овеществление духа и одухотворение материи».
8 Торчинов
Е. А. Даосские
практики. СПб., 2001. С. 170.
9 Dubs И. Н. The Beginnings of Alchemy // Isis,
1947/1948, No 38. P. 62-86; Need-ham J.Science and Civilization in China.
Cambridge, 1980.
10 Константинов
А. В. Психологический
подход в религиоведении // Вторые Тор-чиновские чтения. Религиоведение и
востоковедение. СПб., 2005.
11 Речь идет о конкретном
методе — использовании мантры ом.
12 Знаменитая надпись
«познай самого себя» в дельфийском храме скорее всего призывала именно к такому
познанию-единению со своей сущностью, а не к дискурсив-ному познанию своих
психических особенностей.
13 Торчинов Е. А. Пути философии Востока и
Запада: познание запредельного. СПб., 2005. С. 364.
14 Там же. С. 363. Это
древняя идея, встречающаяся например, в учении о теофании, или таджалли, у Ибн Араби, и
развиваемая сейчас в трансперсональной психологии.
15 Слово
«символ» происходит от греч. «соединять, восстанавливать единство». Этимология
близка к этимологии таких слов, как «йога», «религия».
16 Собственно,
долгие алхимические опыты-ритуалы и нужны для такого «вживания в метафизику».
17 Кол.
1:15.
18 Символизм
химической свадьбы детально рассматривается в работе: Юнг К. Г.«Misterium
conjunctionis». М, 1997.
19 Торчинов
Е. А. Даосские
практики. С. 170, 175.
20 Семь
основных «металлов» с которыми имели дело европейские алхимики чаще назывались
именами планет.
21 Получило
известность высказывание «Наше золото — не золото черни».
22 В
европейских алхимических трактатах иллюстрации часто занимают больше места, чем
текст, иногда такие трактаты состоят просто из серии гравюр с краткими
комментариями или вовсе без них.
23 Игнатенко
А. А. Зеркало
ислама. М., 2004. С. 10.
24 Генон
Р. Избранные
произведения: Традиционные формы и космические циклы. Кризис современного мира,
М., 2004. С. 218.
25 Роли
мужского и женского начал не закреплены строго за определенными веществами, в
разных традициях и ситуациях они могут меняться; неизменным остается принцип.
26 Торчинов
Е. А. Даосские
практики. С. 165-166. Ср. с символикой соединения левого и правого каналов в
индийской и тибетской йоге.
27 Уилбер К. Око духа. М., 2002. С.
185-186.
28 Мф.
16:25.
29 Лк.
17:33.
30 1
Кор. 15:31.
31 Элиаде М Священное и мирское.
М., 1994. С. 122.
32 Обычно это
проективный символ единства или синергии «земного» и «небесного» начал в
человеке, — Будда, Христос, дао-человек и т. п.