АРХЕТИПЫ ТРАНСФОРМАЦИИ В АЛХИМИИ

Слова алхимиков похожи на облака: они могут изображать и означать все что угодно, в зависимости от фантазии того, кто их слышит

Михаил Майер, XVII в.


Алхимия — предмет таинственный, трудный для понимания. Дело здесь не только в скрытности алхимиков и не в том, что ни одна из алхимических традиций не описана сколько-нибудь полно современной наукой (реконструированы лишь отдельные фрагменты алхимических систем, ведутся споры даже по основным вопросам). Непонятность эта принципиальная, конституирующая алхимию: подобно христианским таинствам, тайны алхимии невозможно раскрыть, но они сами служат инструментами понимания нашей жизни, проливая свой свет на все вокруг. В отличие от своих подражателей, презрительно прозванных в Европе суфлерами («стеклодувами»), алхимики (себя они называли «философы», а свою работу — «великим деланием» или «философским деланием») священнодействовали, совершали не просто химические опыты, а ритуал, теургию, отождествляясь с сакральными превращениями веществ, переживая их на собственном опыте. Путь алхимика во многом и представляет собой медитативное погружение в мистерию трансформации, внутреннее преображение от инициа-тического контакта с тайной. «Само созерцание космического процесса в алхимическом рукотворном космосе поднимает адепта по ступеням совершенства и ведет к одухотворению и обретению бессмертия»1.


Конечно, было и легендарное «златоделие»2, и «пилюли бессмертия»3, и многое другое, но наша цель состоит в изучении той духовной работы, которую осуществляли алхимики, медитируя над символами и ритуалами: трансформацией (или, как говорят алхимики, «трансмутации»).
Наше исследование основывается на герменевтической методологии В. Дильтея, предложившего в познании духовной жизни двигаться от ее внешних выражений (в нашем случае — символических текстов и рисунков алхимиков) через работу понимания к переживанию исходного духовного смысла в собственной жизни, к самопониманию. Понять по-настоящему означает пережить на собственном опыте4. В отличие от объяснения, редуцирующего событие встречи с познаваемым к понятийным конструкциям, понимание связано с интуитивным проникновением, вчувствованием, непосредственным постижением целого. Следуя этому методу, мы начинаем заниматься той самой духовной работой, которой занимается алхимик, стремясь проникнуть в тайну трансмутации. Разумеется, метод этот не дает гарантии понимания (понимание — не технология), но в то же время он достаточно универсален: практикующие его приходят к сходным переживаниям; эта общность духовных проявлений людей дала Дилътею надежду прийти с помощью своего метода от понимания собственной личности к познанию «объективного духа» (в более распространенной сейчас юнгианской терминологии — «архетипов»). Таким образом, метод Дильтея, сочетающий объективный подход с интуицией, дает исследователям возможность получить такой опыт прочтения религиозных текстов, который не «убывает» дух этих текстов, а, напротив, «оживляет» читателя.
Говоря об алхимии как о духовной практике, мы исходим из пересмотра К. Г. Юнгом представлений ХIХ в. об алхимии как о примитивной химии5. Алхимические системы трансформации человека современные исследователи часто обозначают как «внутреннюю алхимию», а практики получения различных веществ — как «внешнюю алхимию»6, однако для самих алхимиков не существует пропасти между духом и материей, которые они в своих опытах приводят к единому началу7. Символами этого единого начала в разных традициях служат «философский Меркурий», prima materia, Дао, ци, Шива (или Парамашива, включающий Шиву и Шакти), и т. п., а химической аналогией — ртуть, или ее сульфид (киноварь), которые порой даже дают название всей алхимической системе, как, например, «расаяна» («колесница ртути»)- индийская алхимическая традиция, «дань цинь» («искусство киновари») - китайская. В европейской традиции слово, обозначающее ртуть, совпадает с именем покровителя алхимии — Меркурия и ее легендарного основателя, Гермеса Трисмегиста, приписываемая которому «Изумрудная скрижаль» вся посвящена тайне «прародительницы вещей»: «То, что внизу, подобно тому, что вверху, ...все вещи произошли из одной». А вот как говорит о ней китайский трактат X в.: «Это корень таинственных превращений Неба и Земли. Он лишен качественной телесности, но обладает природой ци. Это и есть сокровенно-таинственная, истинно единая семенная эссенция (цзин), мать Неба и Земли, корень инь и ян, прародитель солнца и луны, корень воды и огня, праотец пяти первоэлементов, первоначало вселенской Триады»8. Тайна перво-материи присутствует в китайской, индийской, египетско-эллинистической, арабской и европейской алхимических традициях (т. е. во всех, более или менее изученных на сегодняшний день).
Существуют теории общего исторического происхождения всех этих сильно разделенных временем и пространством традиций9 (X. X. Дабе, Дж. Нидэм), однако, вне зависимости от их истинности, они имеют другой общий источник, не связанный временем и пространством — опыт практикующих, проходящих через один и тот же процесс духовной трансформации. Мы развиваем психологический подход в религиоведении, исходя из того, что разные религии можно рассматривать как способы реализации «духовного соединения», преодоления человеческой ограниченности, неполноты, расколотости10. Внимание исследователя обращено не к религиозным представлениям, а к психологической реальности, стоящей за ними, к практикам духовной работы и к опыту трансценденции, позволяет увидеть в религиозных практиках глубинное единство: внутренний импульс, направляющий людей к трансценденции, к идеалу целостности, и универсальный опыт, потенциально доступный каждому — начиная с переживания неполноты, духовной жажды, и заканчивая переживанием целостности освобождения. Согласно этому базовому предположению, логика разных религиозных путей обусловлена единой духовной природой всех людей, а уже во вторую очередь - детерминантами конкретной культуры. Именно эта универсальность, "архетипичность" опыта и позволяет нам понять алхимию в дильтеевском смысле: мы сами можем пройти путь алхимика, обладая герметической колбой для «мистерии соединения» (лат. misterium conjunctionis — центральная алхимическая «реакция») в собственном сердце (ср. араб, калб — сердце).
В «Мундака-упанишаде» практика духовного совершенствования сравнивается со стрельбой из лука11, душе практикующего следует «слиться воедино с Брахманом, как стрела сливается с целью своей». Пожалуй, это один из лучших символов, в наиболее общем виде выражающих цель разных духовных путей. В других символических системах этот идеал соединения может описываться не как физическое действие (стрельба из лука) или «недеяние» (ведущее к единству с Дао), а на языке чувств, как потеря себя и обретение Бога в любви, или на языке познания12.
Е. А. Торчинов, основатель психологического подхода в отечественном религиоведении, считал, что есть два основных уровня трансперсонального опыта - описанный выше уровень «единства/тождества с онтологической основой мира»13, той самой алхимической «прародительницей всех вещей», и промежуточный, «архетипический уровень»14. Архетипический уровень является промежуточным между обычным для нас уровнем субъект-объектного концептуального познания и интегративным уровнем внеконцептуального опыта транс-цендирующим субъект-объектную дихотомию. На этом уровне опыта познание происходит при помощи символов, особых медиаторов, посредников, связывающих субъект и объект познания гораздо теснее, чем в обычном мире концептуального познания15. Религиозные символы соединяют наш индивидуальный опыт с идеальными, универсальными, исходными формами, в которые отливается опыт человека, по мере того как он проживает символ16. Символы служат основой для «сборки личности», являясь как бы проектами человека, обрастающими плотью по мере религиозной практики. Через идентификацию с символом человек начинает воплощать этот проект. Таким символическим «проектом человека» является, например, Христос, «образ Бога невидимого»17 (по которому творится человек), благодаря своей двойной природе предстающий посредником-медиатором между человеческим и божественным мирами. Религиозные картины мироздания — это тоже символические описания-медиаторы, карты духовного пути, реализации идеального мира в мире эмпирическом. Например, воспроизводя ведический ритуал по космогонической схеме «жертвоприношения Пуруши», брахман читает священные гимны, говорящие, что он есть и жертвователь, и жертвенник, и жертва, и таким образом отождествляется со всей реальностью по мере ее символического воссоздания в ритуале, т. е., осуществляет акт трансценденции, восстановления онтологического единства.
В отличие от аналогичного, дискурсивного языка понятий, символ рассчитан на целостное, интуитивное схватывание смысла. Средневековые мыслители (например, Гуго Сен-Викторский), помимо чувств и рациональности, выделяли еще одну познавательную способность — созерцание, интеллектуальную интуицию, позволяющую угадывать за символами сверхчувственный мир. У символов нет конкретного «понятийного» значения. Например, центральный для процесса алхимической трансформации архетип иерогамии, «химической свадьбы», соития мужского и женского принципов, выражаемый такими символами, как половой акт солнца и луны (европейская алхимия), соединениеинь и ян, дракона и тигра (китайская алхимия), Шивы и Шакти (индийская алхимия) и т. п., в разных ситуациях проявляется как соединение внешнего и внутреннего, Бога и души, телесного и психического, воли и воображения, мужского и женского начал в человеке, реальных мужчины и женщины, химических элементов (серы и ртути) и т. п.18 Алхимик имеет дело прежде всего с принципом, архетипом, который лежит в основе всех этих проявлений: «Не обыденные свинец и ртуть были субстанциями алхимических превращений, а силы инь-ян, первозданный Хаос, пять первоэлементов (собственно, пять фаз самого процесса циркуляции инь-ян в реторте-космосе) и т. п. Символизм алхимической терминологии представляет собой отражение символического характера самого алхимического деяния, в котором металлы и минералы оказываются лишь знаками некоей стоящей за ними реальности — сил космоса»19. Европейские алхимики имеют дело не с ртутью или золотом, и даже не с «космическими» силами Меркурия или Солнца20, а с принципами — «философской ртутью» или «философским золотом»21. Эти принципы воплощены повсюду. Например, как мы показали выше, религиозные символы призваны служить одним из воплощений принципа «философского Меркурия», посредника, соединяющего «небесное» и «земное» в химической свадьбе.
Символические выражения сакрального могут передаваться с помощью изображения22, притчи, мифа, духовной музыки, танца, молитвы, ритуальной маски, архитектуры, скульптуры, мистериального действа и т. д. Но для традиционного мышления; весь мир символичен, по выражению ал-Газали, «всеславный Бог проявил людям Свою речь посредством ощутимых вещей»23. Символы как бы являются естественным языком, раскрывающим сакральную реальность сверхчувственного мира с помощью образов чувственного мира: например, у Платона познание архетипов не только предшествует познанию вещей, но и происходит через познание феноменального мира, как припоминание. М. Элиаде в своих работах показывает, что любая мифология имеет такой «платоновский» характер, расценивая чувственный мир как «тени» архетипов.
В многочисленных трудах Р. Генона обстоятельно доказывается, что видение во всем архетипов — одна из центральных особенностей традиционного мышления; символический язык, конституирующий субъективность и мировидение человека, играет центральную роль не только в алхимии, но и вообще в традиционной культуре и искусстве, придавая религиозный смысл всему, что делает человек. Ученого традиционной культуры больше интересует высшее значение событий, чем их материальные причины. Алхимию, как священную науку (наряду с нумерологией, астрологией, сакральной географией и др.), отличает от современных наук прежде всего то, что явления чувственного мира служат лишь опорой для познания по аналогии с ними сверхчувственного, архетипического порядка24.
Именно в этой, символической, сфере часто лежит главный смысл даже чисто химических, на современный взгляд, опытов алхимиков. Например, одной из центральных алхимических реакций являлась перегонка киновари (HgS): при нагревании из нее выделяется ртуть, при дальнейшем нагревании происходит новое соединение ртути и серы и восстановление киновари. Белую ртуть в Индии отождествляют с семенем Шивы, а красную серу — с менструальной кровью богини Шакти, поэтому восстановление киновари служит ритуалом «химической свадьбы», символически повторяющем соитие божественной пары, в которой рождается Вселенная, и которое служит архетипом любого рождения25. В Китае еще более важной была ассоциация восстановленной киновари, сочетающей красное и белое, с эмбрионом, «образующимся, по китайским представлениям, из соединения спермы отца и менструальной крови матери. Киноварь, таким образом, оказывалась не только андрогинным веществом, но и своего рода зародышем бессмертия»26. Рождение бессмертного андрогина в результате «химической свадьбы» — еще один важнейший и универсальный для всех традиций архетип трансформации. Центральное место в символизме химической свадьбы и рождения андрогина занимает соеди-нение-трансцендендия всех мыслимых противоположностей; уже первый известный нам алхимический трактат называется «О единении триады» (Вэй Боян, II в.), и он подразумевает объединение основных элементов китайской картины мира — Неба, Земли и Человека, с одной стороны, и сперматической эссенции (цзин), пневмы (ци) и духа (шэнь), с другой. Особый акцент на образующемся в результате «тонкоматериальном» бессмертном зародыше характерен не только для китайской традиции: уже в трактатах Зосимы из Панополиса (IV в.) говорится о заключенном в Адаме (от евр. «adama» — «красная глина») световом человеке, который может быть освобожден; индийская традиция также говорит о формировании тонкого «неразрушимого тела» (сиддха деха, т. е. «тело адепта»).
Европейской философии также не чужд архетип, символизируемый стадиями «перегонки киновари»: это три этапа диалектического самодвижения единого, — пребывание, выхождение из себя, возвращение в себя, которые описывал еще Гегель (тезис, антитезис, синтез). В трансперсональной психологии эту схему разворачивает К. Уилбер, выделяя три универсальных этапа в любом процессе развития:
1) первоначальное слияние;
2) дифференциация, выделение развивающегося элемента;
3) интеграция в целое на новом уровне27.
Перегонка киновари позволит нам проиллюстрировать еще несколько важнейших универсальных аспектов алхимической трансформации. Необходимое для нее нагревание «внутренним огнем» (также понятое символически, например, как дыхательная практика, сосредоточение и др.) помогает алхимику ускорить работу природы по эволюции металлов, которые в природе медленно вызревают или деградируют в недрах земли, по состоящей из 7 ступеней эволюционной лестнице, начинающейся свинцом и кончающейся золотом (в индийской традиции — ртутью), положение на которой определяется отя-гощенностью грубой материей. Часто неблагородные металлы рассматривались как пораженные болезнью драгоценные металлы, их следовало исцелить путем убиения и воскрешения. Это еще один центральный для алхимической трансформации мотив — чтобы родиться заново, сначала нужно умереть. В реакции перегонки киновари она также сначала умирает и «разлагается», чтобы потом в результате «химической свадьбы» возродиться очищенной от примесей.
В европейской традиции этап инициатической смерти проходит через принесение себя в жертву (символизируя отказ от своеволия, смерть «Я», как высшей личностной инстанции — «кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее»28, «кто погубит ее, тот оживит ее»29), которую алхимики описывали как «работу в черном» (лат. nigredo) — стадию разложения, гниения, смерти в «великом делании». Здесь смерть — не одноразовый акт, а каждодневная реальность для практикующего: «Я каждый день умираю»30. Смерть рождает, отказ от «Я» приводит к восстановлению «истинной природы» или «эмбрионального состояния», снятию «первородного греха», освобождая место для открытого необусловленного бытия. Лишь открывшись; став «как дети», можно выйти из обычного полусна в «просветы бытия»; смерть «ветхого Адама» ведет к «рождению в духе». В алхимических терминах убитый металл превращается в первоматерию, обретающую чистоту и белизну, соответствующие второй стадии «делания» — «работе в белом» (лат. albedo). Душа становится как бы девственно чистой невестой, готовой для свадьбы с духом, соединения в одно целое, в котором адепт преображается, происходит воскресение, рождение божественного младенца, внутреннего Христа, называемого также философским камнем, эликсиром бессмертия, или красным эликсиром (а сама третья стадия делания называется «работа в красном», лат. rubedo). Таково одно из символических описаний цели духовной работы. Подобный путь характерен не только для алхимии; по словам М. Элиаде, «одна и та же схема посвящения — страдания, смерть, воскресение (воз-рождение) — обнаруживается во всех мистериях»31, возможно, являясь необходимой парадигмой пути духовной работы. В религиозных традициях этот процесс происходит благодаря идентификации практикующего с архетипом, гтоедставленным центральным символом традиции32. Отождествляясь с ним, практикующий как бы переносит на него функции высшей психической инстанции, отказываясь от прежнего себя, «ветхого Адама».
Данная работа призвана служить прежде всего введением к медитациям над алхимическими текстами и символами и может быть полезна в качестве усилителя, амплификатора мысли читателя, а не как попытка доказательства каких-либо тезисов или установления фиксированных истин.


1 Торчинов Е. А. Даосизм. СПб., 1993.
2 Кажется, последнее документированное свидетельство составлено в 1949 г., когда алхимик Шри Кришна Лалса Шарма демонстрировал превращение ртути в золото перед собранием индийских национальных лидеров.
3 Во всяком случае, известно, что несколько китайских императоров эпохи Тан погибли от отравления тяжелыми металлами в результате неудачных опытов.
4 «Эзотеризм» многих духовных путей прежде всего в том и состоит, что продвинуться в понимании их тайн можно лишь по мере самопознания.
5 Юнг К Г. Психология и алхимия. М., 1997.
6 Термины происходят из китайской традиции.
7 Девизом европейских алхимиков было: «solve et coaguIa» — «растворяй и сгущай», т. е. «растворяй материальное» и «сгущай духовное»; по одному из определений, «алхимия есть овеществление духа и одухотворение материи».
8 Торчинов Е. А. Даосские практики. СПб., 2001. С. 170.
9 Dubs И. Н. The Beginnings of Alchemy // Isis, 1947/1948, No 38. P. 62-86; Need-ham J.Science and Civilization in China. Cambridge, 1980.
10 Константинов А. В. Психологический подход в религиоведении // Вторые Тор-чиновские чтения. Религиоведение и востоковедение. СПб., 2005.
11 Речь идет о конкретном методе — использовании мантры ом.
12 Знаменитая надпись «познай самого себя» в дельфийском храме скорее всего призывала именно к такому познанию-единению со своей сущностью, а не к дискурсив-ному познанию своих психических особенностей.
13 Торчинов Е. А. Пути философии Востока и Запада: познание запредельного. СПб., 2005. С. 364.
14 Там же. С. 363. Это древняя идея, встречающаяся например, в учении о теофании, или таджалли, у Ибн Араби, и развиваемая сейчас в трансперсональной психологии.
15 Слово «символ» происходит от греч. «соединять, восстанавливать единство». Этимология близка к этимологии таких слов, как «йога», «религия».
16 Собственно, долгие алхимические опыты-ритуалы и нужны для такого «вживания в метафизику».
17 Кол. 1:15.
18 Символизм химической свадьбы детально рассматривается в работе: Юнг К. Г.«Misterium conjunctionis». М, 1997.
19 Торчинов Е. А. Даосские практики. С. 170, 175.
20 Семь основных «металлов» с которыми имели дело европейские алхимики чаще назывались именами планет.
21 Получило известность высказывание «Наше золото — не золото черни».
22 В европейских алхимических трактатах иллюстрации часто занимают больше места, чем текст, иногда такие трактаты состоят просто из серии гравюр с краткими комментариями или вовсе без них.
23 Игнатенко А. А. Зеркало ислама. М., 2004. С. 10.
24 Генон Р. Избранные произведения: Традиционные формы и космические циклы. Кризис современного мира, М., 2004. С. 218.
25 Роли мужского и женского начал не закреплены строго за определенными веществами, в разных традициях и ситуациях они могут меняться; неизменным остается принцип.
26 Торчинов Е. А. Даосские практики. С. 165-166. Ср. с символикой соединения левого и правого каналов в индийской и тибетской йоге.
27 Уилбер К. Око духа. М., 2002. С. 185-186.
28 Мф. 16:25.
29 Лк. 17:33.
30 1 Кор. 15:31.
31 Элиаде М Священное и мирское. М., 1994. С. 122.
32 Обычно это проективный символ единства или синергии «земного» и «небесного» начал в человеке, — Будда, Христос, дао-человек и т. п.


А. В. Константинов